Буря, скоро грянет буря. Именно такое штормовое настроение недавно охватило русско- и украиноязычный сектора интернета. Причиной фестиваля паники стала новелла шведского законодательства, регулирующая вопрос согласия на секс.
Заголовки один краше другого. "Швеция превратилась в царство Дианы Шурыгиной", "К жене — через нотариуса?", и даже "В Швеции собираются узаконить секс" (sic!). Собственно, заголовок, близкий к адекватному, я встретил лишь однажды - "В Швеции скорректировали понятие "изнасилование".
Ни из заголовков, ни из самих текстов заметок понять, что же там в той далекой Швеции такого произошло, невозможно. И для того, чтобы в этом разобраться, начать придется немного издалека.
У уголовного наказания за сексуальные преступления долгая история. В том числе, и в наших краях. На Руси первым известным нам документом, предусматривавшим наказание за "пошибание", является Новгородско-Готское соглашение 1189 года. Следующим шагом был "Церковный устав Ярослава", который достаточно четко определил уровень наказания – штраф от пяти гривен золотом до гривны серебром. В зависимости от сословного происхождения жертвы.
Хуже всего приходилось, конечно, холопкам и челяди. Теоретически законодательство Руси предусматривало, что в случае насилия над этой категорией населения, их полагается отпускать на свободу. Но это только тогда, когда холопка сама придет в суд с жалобой. А ты, будучи в неволе, еще до того суда попробуй добежать.
История правовых взглядов на сексуальные преступления и практики за них наказания – это вообще отдельная и очень широкая тема. Периодически церковь активно включалась в борьбу за всеобщую нравственность, приписывая насильнику жениться за жертве и соединить их души на небесах. А периодически этот конвейер "счастливых семей" останавливали.
В формулировке, близкой к современной, понятие "изнасилование" появилось в "Уголовном уложении" 1903 года. Именно тогда определились основные признаки этого преступного деяния – насилие, угрозы, беспомощное положение жертвы.
Современный Криминальный кодекс Украины определяет это деяние приблизительно так же. Разберемся чуть детальнее.
Тут надо сразу оговориться, что у нас есть сразу две статьи о, фактически, одном и том же, и третья, которая говорит о смежном. Это ст. 152 "Згвалтування", ст. 153 "Насильницьке задоволення статевої пристрасті неприродним способом" и ст. 154 "Примушування до вступу в статевий зв'язок" . Разделение первых двух не выглядит действительно обоснованным, и кроме как тяжелым наследие советской статьи за "мужеложство" это трудно чем-то объяснить.
В большинстве стран статьи о "неприродных способах" и нет. Кроме, как у нас, она присутствует, например, в России и Вьетнаме. В отдельную статью иногда выводят удовлетворение половой страсти за счет бессознательного положения жертвы. Но составы преступления там крайне схожие или вообще аналогичные. Итак, начнем помолясь.
Как и у любого преступного деяния, у изнасилования есть объект, субъект, объективная сторона и, вы удивитесь, субъективная сторона. Мы сосредоточимся именно на объекте и объективной стороне.
Объектом преступления в данном случае будет половая свобода и половая неприкосновенность, гарантированные нам Конституцией, небом и Аллахом. Если вы не считаете половую свободу и неприкосновенность аксиомами общественного бытия, но почему-то понимаете человеческую речь, то дальше читайте особо внимательно.
Комментарий к ККУ уточняет эти понятия, предельно разжевав и в рот положив:
"Під статевою свободою слід розуміти право повнолітньої і психічно нормальної особи самостійно обирати собі партнера для статевих зносин і не допускати у сфері статевого спілкування будь-якого примусу. Статева недоторканість - це абсолютна заборона вступати у природні статеві контакти з особою, яка в силу певних обставин не є носієм статевої свободи, всупереч її справжньому волевиявленню."
Запомните это определение (ну, не наизусть), оно нам ещё пригодится.
Объективная сторона изнасилования – это самое интересное. Наше криминальное право считает, что признать изнасилование можно только такое деяние, которое сопровождалось а) физическим насилием; б)угрозами; в) беспомощным состояние жертвы.
С насилием все более-менее понятно. Хотя там тоже есть нюансы, конечно, но не такие существенные, чтобы сейчас тратить время.
А вот с угрозами все ещё сложнее. С одной стороны, это обязательно должна быть угроза жизни и здоровью жертвы или третьему лицу. Если это угроза репутации или имуществу, то это уже ст. 154. С другой стороны, угроза эта не обязательно должна быть выражена вербально. Это может быть не только слово или жест, но даже сама обстановка. Цитирую из Комментария:
"Про сприйняття погрози як реальної може свідчити, зокрема, сама обстановка, в якій опинилась потерпіла особа (оточення й' групою осіб, безлюдне місце, нічний час, зухвале, грубе і настирливе домагання вступити в статевий зв'язок тощо). При цьому для визнання психічного насильства способом злочину, передбаченого ст. 152, не має значення, чи мав ґвалтівник насправді намір і фактичну можливість реалізувати висловлену ним погрозу."
Важный момент, который нельзя не учесть. И к нему мы ещё вернемся.
Волнительный момент. Вы не поверите, но сейчас мы с вами попробуем все-таки разобраться, какие же изменения внесли шведы в понятие "изнасилование" и ту часть уголовного законодательства, которая это дело запрещает.
Надо сказать, что шведский Penal Code разделяет такие понятия, как rape (изнасилование), sexual coercion (сексуальное принуждение) и sexual exploitation (сексуальная эксплуатация). И если у нас, например, использования в своих гнусных целях беспомощного положения жертвы приравнивается к изнасилованию, то у них – к эксплуатации.
Сосредоточимся на изнасиловании. Кодекс определяет виновного, как "лицо, которое путем насилия или угроз, являющихся или представляющихся пострадавшему лицу как непосредственная опасность, принуждает последнего к половому сношению или к занятию схожим половым действием, которые, учитывая природу насильственных действий и обстоятельства в целом, сравнимы с принудительным вступлением в половую связь". Срок – до 6 лет. При этом, Кодекс уточняет, что если деяние в конкретном случае будет признано судом "менее тяжким", то срок уменьшается (до 4 лет), а если, соответственно, тяжким, то увеличивается (до 10 лет).
Оценка тяжести совершенного остается на усмотрение суда, которые и должен рассмотреть все обстоятельства дела, и выяснить, имела ли там место быть, например, особая жестокость, или нет. При этом Кодекс не дает полного перечня обстоятельств, которые суд может взять во внимание. И это логично, ведь все жизненные обстоятельства не предскажешь.
Что же предложило сделать шведское правительство? Оно предложило ввести в Кодекс такое понятие, как negligent rape, то есть "неосторожное/халатное изнасилование" со сроком до 4-х лет заключения. Именно в этом преступном деянии и будет виновен тот, кто вступит в половой контакт с лицом, если от лица не поступило на то вербального согласия, или поведения, явно о согласии свидетельствующего.
Для судебного процесса это будет значить то, что по таким делам изменится набор доказательств. В уголовном процессе есть понятия относимости доказательств. Выяснить относимость – это значит понять, имеет ли вообще это доказательство какое-то отношение к делу, дает ли понимание причинно-следственной связи между деяниями и последствиями.
Если раньше признать деяние изнасилованием можно было только с помощью доказательств, указывающих на факты насилия и угроз, то теперь к ним прибавился ещё один нюанс – получение согласия.
Значит ли это, как опасаются наши "эксперты" в интимной сфере, что теперь бедным викингам в суде придется доказывать факт получения согласия? Нет, не значит. По крайней мере, в случае действительного полного и законного рассмотрения дела.
Во-первых, никто пока не отменял презумпцию невиновности, в Швеции уж точно. Задача доказать отсутствие факта согласия лежит на плечах обвинения. А для этого придется доказать и негативные последствия, наступившие для потерпевшей стороны. И тут не обойтись без медицинской и психологической экспертиз, да и много чего ещё.
А во-вторых, для того, чтобы признать преступление свершившимся и обвинить человека в нем, суд должен установить единство тех самых элементов состава преступления: объекта, объективной стороны, субъекта и субъективной стороны. А для этого надо, в том числе, установить наличие той самой неосторожности, которая, как и умысел, является в криминальном праве формой вины.
Ответ на вопрос "А как точно это будут доказывать?" очень простой. Никак. Никакой единой процедуры 100% доказательства того или иного преступления на данный момент не существует. Точно так же, как до невозможности сложно точно доказать ту самую угрозу жестом, описанную в нашем ККУ. Но не предусмотреть такой вариант законодатель просто не может, ведь такие случаи бывают. И, не предусмотрев, мы оставляем удобную лазейку для преступников, у которых отчетливый умысел уже сложился. Каждый конкретный случай суд обязан рассмотреть отдельно, оценить уникальные факты и вынести решение.
На основании одного только предположения, что факта согласия могло не быть, никто никого в тюрьму сажать не будет. Не должен, как минимум. Хотя, наверное, для шведской судебной системы эта законодательная новелла может стать тестом на прочность.
Но едва ли стоит драматизировать. Закон не может и не должен детально описать все возможные жизненные ситуации, он дает суду общие ориентиры и рамки. Если бы предусмотреть все варианты можно было буковками на бумаге, то судей можно было бы давно заменить несложными алгоритмами. Но пока нельзя.
Уголовное законодательство у нас принято воспринимать, как заповеди божьи, без конкретики. Именно поэтому и возникают у граждан вопросы вроде "А зачем государство вообще берется это регулировать?". Такой вопрос просто не имеет смысла.
Если мы законодательно запрещаем насиловать людей, то мы обязаны отрегулировать этот вопрос максимально детально. В идеале, необходимо перечислить все возможные признаки того, что конкретное половое сношение посягает на принципы половых свободы и неприкосновенности, упомянутых выше в цитате из Комментария к нашему ККУ.
Периодически определение тех или иных преступных деяний корректируется. Это естественный процесс, если бы его не было, то мы бы до сих пор жили по "Церковному уставу Ярослава", которые такой категории, как "преступления против личности" не знал вообще, определяя то же изнасилование в сугубо церковных терминах "прелюбодеяния". Точно так же, как, например, римское право, наоборот, не выделяло сексуального характера насилия, относя изнасилование к просто частному случаю физического насилия.
Меняются взгляды на то, что такое сексуальная свобода и ее нарушения, вслед за взглядами не может не меняться и законодательство. Как сработает шведский проект? Поможет ли бороться с сексуальными преступлениями? Или создаст ситуацию, когда преступник избежит наказания, заставив жертву, например, записать согласие на камеру? Покажет только время и судебная практика. Увы, законодатель иногда вынужден идти методом проб и ошибок, потому что правила на бумаге - это одно, а жизнь - совсем другое.
Но ожидать, что состав того или иного преступления, не обязательно изнасилования, на всей Земле и на веки вечные останется нерушимыми - это, по меньшей мере, наивно. Мир меняется, законодательство меняется вместе с ним.