Рич Сноуден — клинический психолог, член сообщества "Мужчины против мужского насилия" ("Men Against Male Violence") — написал эту статью спустя год работы в терапевтической группе. Каждую неделю он встречался с мужчинами, которые совершили инцест.
Анализируя истории пациентов, психолог показывает, чем продиктовано поведение насильников, почему общество всё ещё стремится переложить вину на жертв и как игнорирование темы инцеста укрепляет уверенность насильников в безнаказанности.
Мужчины, которые насилуют детей — кто они?
"Извращенцы… Психопаты… Глубоко раненные люди… Монстры". Так обычно говорят, и до недавнего времени я бы сказал то же самое, до того, как вызвался вести эту психотерапевтическую группу. Я был готов к встрече с психопатами: с ними я бы справился. Но я не ожидал того, кем они оказались на самом деле.
Когда я впервые вошел в комнату для психотерапии, я не мог даже открыть рот, чтобы поздороваться. Я занял место в кругу мужчин, совершивших инцест, и сел. Когда они начали говорить, я поразился тому, что все они были обычными парнями, работниками, ничем не примечательными гражданами.
Они напоминали мне тех мужчин, среди которых я вырос. Боб так же шутил, как и мой тренер; Питер казался таким же сдержанным и авторитетным, как мой священник; Джордж был банкиром, членом пресвитерианской церкви и отличался такой же вежливостью, как мой отец; и наконец, Дейв, к которому я сразу проникся, неожиданно он напомнил меня самого.
Я смотрел на каждого из них, изучал руки, которые сотворили такое, рты, которые сотворили такое, и больше всего на свете мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из них ко мне прикоснулся. Я не хотел, чтобы они сделали меня таким же, как они. Но тем же вечером они тронули меня своей честностью и отрицанием, сожалением и своми самооправданиями, короче, своей обычностью.
Пока я вёл эту группу и разговаривал с заключенными насильниками, я внимательно слушал, как каждый мужчина пытался объяснить, защититься или простить себя. То, что они говорили, казалось мне возмутительным, но в тоже время тошнотворным и жалким. Всё это было до боли знакомо.
Слушая их рассказы о детстве и раннем подростковом возрасте, я не мог не согласиться, что у нас много общего. Мы росли на одних правилах о том, что значит быть Мужчинами. Часто эти правила навязывали нам, и зачастую мы как могли сопротивлялись им, но, так или иначе, усвоили эти уроки маскулинности.
Нас учили, что у нас есть привилегии по праву рождения, что наша природа — это агрессия и мы должны брать, но не отдавать. Мы учились получать и выражать любовь с помощью секса. Мы ожидали, что будущая жена будет ухаживать за нами, как мать, но будет подчиняться, как дочь. Нас научили, что женщины и дети принадлежат мужчинам, и ничего не помешает нам использовать их труд для нашей выгоды и их тела для нашего удовольствия и злости.
Страшно слушать то, что говорят насильники, а затем оглядываться на собственную жизнь.
В течение недели между группами я пытался осмыслить истории этих мужчин и в результате обратился к научным исследованиям темы инцеста. Я нашёл много безутешной информации.
По статистике около 90% насильников — мужчины, и мне пришлось признать, что инцест — это проблема гендера, мужская проблема, которую мы навязываем женщинам и детям. Люси Берлинер, экспертка по защите прав жертв в больнице Сиэтла, рассказала мне, что каждая четвертая девочка хотя бы раз была изнасилована до совершеннолетия, а Дэвид Финклехор, автор книги "Дети — жертвы сексуальных преступлений", сказал мне, что то же самое относится к 1 из 11 мальчиков.
По их словам, в 75-80% случаев насильником был знакомый ребёнка — тот, кому он доверял.
Исследования привели меня к тем же выводам, что и моя вечерняя группа. Мне начал думать о миллионах мужчин из самых разных социальных, экономических и профессиональных групп. Об отцах, дедушках, дядях, братьях, мужьях, любовниках, друзьях и сыновьях.
Психотерапевты часто говорят, что насильники не представляют угрозы и что их действия — это лишь "искажённая любовь" или "неправильно направленные чувства". Я внимательно слушал эти описания и не знал, что думать, когда однажды вечером на группе я понял, что достаточно копнуть вглубь, чтобы узнать правду. Я поднял вопрос судебных запретов, и тут внезапно увидел напряжение мышц, скрежет зубов и сжатые кулаки — было заметно, что маскулинности им всем более чем хватает.
Я, взрослый мужчина, сидел посреди этой озлобленной толпы, и мне было страшно. Внутри меня всё замерло. Я перестал слышать эхо голосов. Единственное, о ком я мог думать — это о девочке, которая оставалась наедине с таким мужчиной. Об ужасе, который она испытывала. Об этой безграничной ярости, которую она чувствовала, даже если он использовал её тело аккуратно, нежно и говорил ей комплименты.
Мужчины, совершающие инцест, — это просто люди, у которых была власть и которые ею воспользовались.
Встречаются насильники, которые признают вину, и некоторые рассказывают всю правду во время ареста, раскаиваются, даже если это очень больно. Работа с ними эффективна, но такие мужчины — редкость. Большинство насильников отрицают то, что они сделали.
Под давлением некоторые мужчины согласятся, что, возможно, такая "мелочь" как инцест случилась у них раз или два. Однако они не хотят нести за это ответственность, убеждая всех, что именно они — настоящие жертвы. Хитроумные выдумки ради оправдания куда сильнее, разрушительнее и опаснее, чем самое упрямое отрицание.
Зная, что лучшая защита — это нападение, они пытаются вызвать жалость, рассказывая, что их спровоцировал ребёнок или во всём виновата плохая мать. Они считают, что если они сделают кого-то другого монстром, то сами останутся хорошими парнями. Их сказки представляют пугающую версию семьи: Лолита, Злая Ведьма и Санта-Клаус.
Лолита — первое описание, которое каждый мужчина из группы давал своей дочери. Сценарий один, но с разными личными подробностями.
Джэк: "Она вечно разгуливала полуголая, крутила задом, так что мне пришлось с этим что-то сделать".
Захари: "Она типичная маленькая Брук Шилдс, так она одевается. Девочки сейчас растут очень быстро. Они совсем как женщины. Они все этого хотят".
Томас: "Она все приходила ко мне, клала на меня свои руки, садилась на колени. Она хотела, чтобы я был с ней ласковым. Она говорила "нет", когда доходило до секса, но я ей не верил. Ведь почему тогда она хотела всего остального?".
Эти мужчины работают лучше телевизионных сценаристов и профессиональных порнографов, когда сочиняют строчку за строчкой об опасных желаниях маленьких девочек и о том, как мужчины постоянно попадают из-за них в беду. Они не просто сексуализируют девочек, но представляют их агрессорками, "демоническими нимфетками".
Флоренс Раш в книге "Самый страшный секрет" (истории сексуального насилия над ребёнком) показывает, как глубоко укоренилась эта ненависть к девочкам. Она поясняет, как Зигмунд Фрейд в своих работах укреплял ложь, созданную по мотивам Лолиты.
В своем эссе "Женственность" Фрейд писал: "… почти все мои пациентки говорили, что их соблазнил отец". При этом он не верил, что в цивилизованной Вене так много мужчин, которые подвергают своих дочерей сексуальному насилию. Он заявил, что если девочка сообщает об изнасиловании, то она просто открывает свои глубинные сексуальные фантазии, выражает их настоящую природу, и это выражение означает бессознательное желание быть "соблазненной". Ленни и Хэнк выразили ту же мысль другими словами: "Она сама этого хотела".
В нашей культуре такое мнение настолько распространено, что не удивительно, когда с ним соглашаются даже девочки и начинают винить себя в изнасиловании.
Вторая уловка, которую используют насильники — это Злая Ведьма, на которой, по их утверждению, они женились. Особенно если мать сама была жертвой такого же насилия, она слишком хорошо усвоила уроки подчинения и отчаяния. Несмотря ни на что насильники называют её "плохой матерью" или "молчаливой соучастницей".
Эта сказка точно повторяет историю Ганзеля и Гретель: добрый, искренний отец сдаётся под постоянным контролем жены и "отыгрывается" на детях.
Ульрих описывает это так: "Моя жена вечно ворчала на меня. Она не давала мне секса. Именно дочь помогала мне почувствовать себя мужчиной".
Эван говорит: "Моя жена вечно давила на меня, заставляла всё больше и больше времени проводить с детьми. Всё время она готовила и убиралась, постоянно жаловалась, как устала. Она не обращала внимания на меня и детей".
Принято считать, что именно матери должны спасать семью от любых проблем, в том числе и защищать дочь от отца. В результате и насильники, и психотерапевты часто начинают во всем винить мать.
ЧИТАЙТЕ: Эмоциональная работа женщин, которую мы не замечаем
Если мать знает о насилии, но не говорит, потому ей никто не поверит или потому что боится отправить единственного кормильца семьи в тюрьму, то её винят в том, что она не защищает ребенка. Если она не знала о насилии, то её упрекают в том, что она не имела права выпускать дочь из поля зрения даже в собственном доме.
Наконец, если мать узнаёт правду и рассказывает об инцесте, её винят в том, что она разрушила семью. Как будто она должна всё исправить, самостоятельно исцелить мужа за один день — того мужчину, с которым по несколько лет упорно бьются специалисты, когда суд назначает принудительную психотерапию.
Не удивительно, что распространенная эмоция таких матерей — всепоглощающее чувство вины. В нашей культуре мать одна ответственна за всё, что происходит в семье. Очень мило, когда мужчина проявляет интерес или помогает по дому, но всё равно все стрелки переводятся на женщину.
Третий паттерн поведения, который применяют насильники, — это "Санта-Клаус", щедрый мужчина, который даёт детям всё, что они хотят. Стэнли: "Я давал ей ту любовь, в которой, как мне казалось, она нуждается". Ян: "Я пытался научить её сексу. Я не хотел, чтобы она научилась этому от какого-нибудь грязного мальчишки из трущоб. Я хотел, чтобы у нее это было с кем-то нежным и заботливым".
Глен растлевал трёх своих детей. Он говорит, что так он реагировал на их боль: "Я любил их, но они не были счастливы. Я хотел им помочь. Моя семилетняя дочь — я любил её, брал её на руки, чтобы обнять, но вместо этого клал член между ног. С моим четырнадцатилетним сыном всё началось с поглаживаний и пошло дальше. В результате у нас начался страстный и серьёзный роман. Но вы не подумайте, что я пидор или педофил какой-то. Я просто не знал, как иначе показать свою любовь".
Эрик, который считает себя поэтом и "мыслящим, мягким и заботливым человеком", рассказал: "Моей падчерице было 14 лет, и у нее не было друзей, она была в депрессии и чувствовала себя одиноко. Её мать работала в ночную смену в больнице, её никогда не было рядом. Однажды я проснулся и услышал, как Лора плачет, подошёл к ней, обнял, поговорил. Прежде чем лечь, она спросила: "Папа, ты будешь обнимать меня, как только я захочу пообниматься?" Я согласился, а потом мы становились всё ближе и ближе, и дело дошло до секса".
Эти отцы признают, что они совершали насилие над детьми ещё и потому, что могли это делать — могли заставить детей подчиняться и могли приказать им молчать. Они не использовали ничего, помимо той власти, которая есть у любого обычного отца.
В то же время именно эту власть отрицает большинство мужчин, когда их ловят и осуждают. Они утверждают, что стали беспомощными жертвами манипуляций Лолиты. Когда мужчина рассуждает таким образом, то не имеет значения, что его дочь говорит или не говорит, делает или не делает. Ей достаточно быть девочкой с телом девочки, и она уже становится коварной соблазнительницей.
Пока эти мужчины отрицают свою собственную власть и ту власть, которая есть у мужчин, как у группы, ничего не изменится.
Мужчины в моей психотерапевтической группе говорили, что они устали считать себя преступниками. Они просто хотели бы, чтобы их семьи вновь восстановились и чтобы их снова считали "нормальными отцами, как других мужчин". Но это не так просто. Насильники должны признать ту проблему, с которой столкнулся и я — осознание того, что недостаточно быть "нормальным мужчиной", чтобы не совершать инцест.
Норм сказал мне: "Первый шаг в том, чтобы сказать: "Да, я это сделал. У меня проблема". Но это только первый шаг. Второй шаг в том, чтобы начать разрывать себя на части и строить заново".
Ламонд: "Мы все знали, что то, что мы делаем, плохо, но у нас были сказки, которые мы рассказывали сами себе в оправдание".
Лолита, Злая Ведьма и Санта-Клаус — вот эти сказки. Но это не те сказки, которые отцы читают своим дочерям и сыновьям на ночь, чтобы помочь им заснуть. Они заставили своих детей прожить эти истории в реальной жизни — истории бесконечного ужаса.
