Сериал Рассказ Служанки стал одним из главных феминистических экранизаций прошлого года. Он был снят по мотивам одноименной книги писательницы Маргарет Этвуд.
Update перевел ее эссе о том, каково это — быть плохой феминисткой.
Оказывается, я плохая феминистка. Я могу добавить это в список обвинений, предъявленных в мой адрес начиная еще с 1972 года. Мне вменяли, к примеру, восхождение на пирамиду славы по мужским головам (журнал левых), что я доминирую и заставляю мужчин подчинятся (журнал правых с моим изображением в кожаных сапогах и с кнутом), что я ужасный человек и с помощью ведьминских чар уничтожу любого, кто будет меня критиковать.
И теперь, оказывается, я еще затеяла войну против женщин, поддерживаю мизогинию и насилие и вообще — плохая феминистка.
Так как же выглядит хорошая феминистка в глазах моих обвинителей?
Моя основная позиция в том, что женщины — это люди при всех их хороших и чертовски плохих чертах характера. Женщины — не ангельские существа, которые никогда не ошибаются. А если бы были, нам не понадобилась бы законодательная система.
Точно так же я не верю, что женщины — это дети, неспособные действовать самостоятельно и принимать моральные решения. Такое мышление вернуло бы нас в 19-й век. Женщины не должны были бы покупать имущество, заводить кредитку, получать высшее образование, распоряжаться своим телом или голосовать. В Северной Америке есть мощные лобби-группы, которые продвигают такую повестку дня, но их обычно не называют феминистскими.
Кроме того, я считаю, что и женщины, и мужчины имеют право претендовать на универсальные человеческие права. Вы думаете, "хорошие феминистки" хотели бы, чтоб такие права были только у женщин? Конечно же, нет! Это было бы не лучше старой модели, в которой все права принадлежали мужчинам.
Выходит, что мои обвинители, "хорошие феминистки", и я, "плохая феминистка", все же сходимся по всем этим пунктам. Так в чем же наши отличия? И почему я попала под раздачу?
В ноябре 2016 я подписала петицию за то, чтобы привлечь к ответственности Университет Британской Колумбии за их непрофессиональное отношение к одному из профессоров, Стивену Галловэю. Тогда университет публично обвинил Галловэя в сексуальном насилии еще до того, как были предъявлены весомые доказательства. Они подписали с ним договор о неразглашении, так что он не мог защищать себя в публичном пространстве. После нескольких месяцев судебных разбирательств Галловэя признали невиновным. Но не восстановили в должности. Многих, включая меня, это очень удивило. Так появилась петиция.
Справедливый человек не спешил бы с обвинениями, пока к доказательствам и судебным документам нет доступа. Те люди, которые подписали петицию, придерживаются именно этого мнения. Те, кто меня критикуют, с этим мнением не согласны, потому что они заранее приняли решение. Так что, "хорошие феминистки" — справедливые люди? Если ответ отрицательный, то они поддерживают старую байку о том, что женщины не склонны к справедливости и здравому смыслу, тем самым давая недоброжелателям причину не подпускать нас к власти.
Еще меня упрекали, что я сравнила этот судебный процесс с судебными делами против ведьм в Салеме. Там их считали виновными со слов обвинения, а доказательства их невиновности не засчитывались. Мои обвинители, "хорошие феминистки", сочли это прямым нападением на них и решили, что я сравниваю их с охотниками на ведьм времен Салема. Но я критиковала не их, а судебную систему.
Обвинили — значит, виновен. Исторически так обращались с осужденными не только в Салеме. Такой подход обычно используют во времена революций. Так было во время Французской Революции, большого террора в Советском Союзе, в период Красной Гвардии в Китае или генералов в Аргентине, в первые дни Иранской революции. Примеров множество, и этим грешили как правые, так и левые. Я не хочу сказать, что тогда не было предателей. Хочу лишь подчеркнуть, что в такое время правила и доказательства обходят стороной.
Такого рода вещи всегда совершают во имя лучшего мира. Иногда их используют как новые формы репрессий. Что касается такого рода правосудия, как осуждение без суда, то оно набирает силу, когда законодательная система не работает из-за коррупции, как в дореволюционной Франции или на Диком западе, где люди брали правосудие в свои руки.
Движение #metoo — это результат поломанной законодательной системы. Слишком часто женщины и подверженные сексуальным домогательствам люди чувствовали, что их игнорируют в официальных инстанциях, и нашли другой выход: интернет. Звезды начали сыпаться с неба. Движение быстро набрало обороты и пробудило наше общество. Но что теперь? Нужно или фиксить законодательною систему, или избавляться от нее. Если никто ее не починит, то с неба посыплются не только звезды, но и астероиды.
Если мы всё же решим избавиться от законодательной системы, что появится взамен? Кто станет новыми посредниками власти? Ими точно не станут такие "плохие феминистки", как я. Мы не нравимся ни правому, ни левому сектору. Во времена экстремизма побеждают экстремисты. Их идеология превращается в религию, и все, кто их не поддерживают, — предатели. Под особым прицелом окажутся писатели, ведь они пишут о людях, а люди — двусмысленные существа. Цель идеологии — изжить всю двусмысленность.
Что до петиции, то противницы обозначили её как "войну против женщин". Я хочу призвать как "плохих", так и "хороших" феминисток не участвовать в этой склоке, восстать вместе и направить внимание туда, куда нужно, а именно — на Университет Британской Колумбии.
Только после того, как Университет Британской Колумбии запустит независимое расследование и сделает его публичным, петиция выполнит свою цель. А цель ее — не раздавить женщин. С каких пор подотчетность и прозрачность стали противоречить правам женщин?
Война женщин между собой, в отличие от войны против женщин, всегда радует тех, кто не желает нам добра. Это важный момент. Надеюсь, он не останется без внимания.
